В Михайловском Александр Сергеевич, лишённый бурлящей городской жизни, частенько скучал, если не находил отдохновения в визитах в Тригорское, или в забавах более деликатного свойства… «У нас очень дождик шумит, ветер шумит, лес шумит, шумно, а скучно», — пишет Пушкин Жуковскому. «Мне довольно скучно… Стихов новых нет — пишу записки — но и презренная проза мне надоела», — пишет брату Льву.
«Приближается весна; это время года располагает брата к большой меланхолии; признаюсь, я во многих отношениях опасаюсь её последствий», — сообщает Лев Сергеевич Прасковье Александровне Осиповой, хозяйке Тригорского.
«Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа», — пишет поэт Кондратию Рылееву.
Когда же он скучал, он принимался хандрить, или проказничать, или и то, и другое вместе.
«Нынче день смерти Байрона — я заказал вчера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия. Отсылаю её к тебе… Прощай, милый, у меня хандра и нет ни единой мысли в голове», — пишет Александр Сергеевич Вяземскому. Брату Льву тоже было немедленно сообщено о заупокойной по Байрону «в обеих церквах — Тригорском и Ворониче». Важно даже не то, что Пушкин заказал панихиду по англиканцу в православной церкви, тем самым нарушив правило церковного необщения между разными ветвями христианских церквей, а не преминул сообщить об этом священнику. Ведь будь это
Пётр Вяземский
боярин Георгий, вся ответственность за этакое кощунство осталась бы на Пушкине.
За всем этим наблюдал житель деревни Бустыги Федор Иванович Гизунов:
«Раз как-то пришел Пушкин к попу в Воронич и заказал ему панихидку отслужить. Поп даже удивился. Тот спорил все о божественном, за это, говорят, и в ссылке жил. Однако отслужил, как полагается. Только видит: Пушкин усмехается себе. И оказалось, что отслужил он панихиду по революционере Лорде. Хватился поп, да уж поздно»
Отец Илларион Раевский, или отец Шкода, как звали его все вокруг за вечную присказку его «ах! шкода какая», и был тем священником, который узнал о том что англиканец Байрон был еще и «революционным лордой». Пушкин сообщил ему об этом, но постфактум.
Джордж Байрон в албанском платье
«Я заказал обедню за упокой души Байрона (сегодня день его смерти), А.Н. (Вульф) также, и в обеих церквах — Тригорском и Воронине, — происходили молебствования. Это немножко напоминает обедню Фридриха II за упокой Вольтера. Вяземскому посылаю вынутую просвиру отцом Шкодой за упокой поэта», — из письма Пушкина брату Льву.
Мы помним что Пушкин был не только под надзором полицейским, он был и под надзором церковным. Когда Пушкин и Пущин после двух бутылок шампанского затеяли чтения, кто-то подъехал к крыльцу. Пущин вспоминал:
«Пушкин выглянул в окно, как будто смутился и торопливо раскрыл лежавшую на столе Четью-Минею. Заметив его смущение и не подразумевая
игумен Иона
причины, я спросил его: что это значит? Не успел он ответить, как вошёл в комнату низенький, рыжеватый монах и рекомендовался мне настоятелем соседнего монастыря. Я подошёл под благословение, Пушкин — тоже, прося его сесть. Монах начал извинением в том, что, может быть, помешал нам, потом сказал, что узнавши мою фамилию, ожидал найти знакомого ему П.С. Пущина, уроженца великолуцкого. Ясно было, что настоятелю донесли о моём приезде, и что монах хитрит. Разговор завязался о том, о сём. Между тем, подали чай. Пушкин спросил рому, до которого, видно монах был охотник. Он выпил два стакана чаю, не забывая о роме, и после этого начал прощаться, извиняясь снова, что прервал нашу товарищескую беседу.
Я рад был, что мы остались одни, но мне неловко было за Пушкина: он, как школьник, присмирел при появлении настоятеля. Я ему высказал мою досаду, что накликал это посещение. «Перестань, любезный друг! Ведь он и без того бывает у меня, я поручен его наблюдению. Что говорить об этом вздоре!»
архимандрит Фотий
Судя по всему, это был игумен Иона. Человеком он был, видно, вовсе не дурным, и когда в 1826г., рассматривая вопрос возвращения поэта в столицы, его спросят о житии Пушкина, игумен Иона даст ему самые положительные рекомендации — «Он ни во что не мешается и живёт, как красная девка». Мог ли игумен не присматривать за рюмкой рому за Пушкиным, когда тот изволил такое написать на архимандрита Фотия:
НА ФОТИЯ
Полу-фанатик, полу-плут;
Ему орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут.
Пошли нам, господи, греховным
Поменьше пастырей таких,—
Полу-благих, полу-святых.
И это ещё не всё…
С отцом Илларионом, или отцом Шкодой, у Пушкина были чудесные отношения, которые достойны отдельной истории. И тот вряд ли донёс о заупокойной по английскому революционному лорде боярину Георгию Байрону.
Но важно в этой заупокойной другое. Вспомним строчки из письма: «Это немножко напоминает обедню Фридриха II за упокой Вольтера». Пушкин умел в одну строчку прятать дюжину смыслов. Месса по Вольтеру — это не менее странное действо, чем месса по Байрону. Вольтер слыл безбожником, поэтому церковь вообще отказала ему в христианском погребении. Фридрих, в свою очередь, пригрев Вальтера, с ним поссорился и отнюдь не по вине Фридриха. Заупокойной мессой Пушкин прощался с Байроном. «Борис Годунов» обратил его к Шекспиру.